Наш канал – это большая, яркая, раскрашенная инструкция, как правильно использовать город

Главный продюсер канала “Москва 24”

–Каналу недавно исполнилось пять лет, я не очень люблю слово “миссия”, но тем не менее, с какой целью создавался канал и какие цели вы сейчас ставите перед собой?
– Я тоже не очень люблю слово “миссия”, честно вам скажу. Я с умилением отношусь к каналам, которые говорят: “мы делаем жизнь лучше, мы меняем общество” и т.д. Это общество меняет телевидение. А мы в каком-то смысле обслуживаем интересы общества. И если исходить из этой циничной парадигмы, то мы как раз обслуживаем интересы москвичей. “Мы – главный городской канал”: это было сформулировано в самом начале. Все три слова очень нужные и правильные: главный, городской, канал. Мы не лезем за пределы Московской кольцевой автодороги, мы не идем в политику, мы не занимаемся какими-то общемировыми, планетарными историями. Мы пытаемся понятно, внятно и доступно рассказать человеку, что происходит на его улице. Приведу в пример анекдот, который я услышал от нашего главного редактора Игоря Леонидовича Шестакова еще лет пять назад: “Маленькая улочка, на ней несколько булочных. Один человек на свою булочную повесил вывеску “Лучшая булочная в стране”, другой повесил – “Лучшая булочная на планете”, а третий булочник повесил – “Лучшая булочная на этой улице”. Вот мы считаем, что мы та самая лучшая булочная на этой улице.

– По поводу интересов москвичей… Вы всегда в своих интервью говорите, что, в общем-то, цензуры московского правительства как таковой нет.
– Когда я такое говорил?

– На “Эхо Москвы”, например, вы давали интервью в прошлом году.
– Ну да, да.

– Но я даже не о цензуре, а про некую самоцензуру. У вас есть темы, которые нельзя поднимать?
– Да, у нас есть самоцензура, она называется – здравый смысл.

– А чем он ограничивается? Например, москвичи недовольны платными парковками, вы рассказываете об этом?
– Да, конечно, рассказываем, у нас нет каких-то категорически табуированных тем, если только, опять же, они не являются табуированными, исходя из логики и здравого смысла. Приведу пример. Помните историю с Бабакуловой, няней, которая отрезала девочке голову и ходила с ней возле метро? В обществе была очень бурная дискуссия, стоило это показывать или нет. И мы не ушли от этой темы полностью. Естественно, мы ее осветили, но позже, без тех самых людоедских кадров. Потому что редакция решила, что в этот момент показывать такие чудовищные вещи все-таки ни к чему. Это была бы исключительно погоня за сенсационностью. Возможно, даже, мы сделали бы себе локальный, ежесекундный рейтинг, но в конечном итоге, должны быть какие-то общечеловеческие моральные принципы, которых должен придерживаться журналист. Мы же тоже люди.

– А где эта грань?
– Ее нет, понимаете? И хорошо, что ее нет, она не очерчена ровно. Все зависит от событий, от контекста, от огромного количества внешних факторов. В нашей редакции работают суперпрофессиональные люди, и они, на мой взгляд, прекрасно справляются с каждодневным нащупыванием того самого “можно” и “нельзя”. Они никогда не скроют от зрителя информацию, которая нужна москвичам, но при этом никогда не выдадут в погоне за ежеминутной сенсационностью, за ежесекундным рейтингом какую-то лишнюю мерзость.

– В своей лекции о развитии современных СМИ вы говорили, что не надо делать новости, надо создавать истории. Можно поподробнее об этом?
– Ну, мне кажется, это вообще общий тренд. Я бы не сказал, что мы такие уникальные на рынке, и больше, кроме нас, никто этого не делает. На Западе телевидение идет этим путем уже очень давно, и отечественные медиа в каком-то смысле отстают. Но мы, как канал маленький, можем быстрей перестроиться, быстрей отреагировать на какие-то внешние источники, принять сигналы, которые приходят к нам, и повернуть. Знаете, наши большие братья – как огромный “Титаник”, у них время отклика очень большое. Они уже штурвал повернули, но корабль отворачивает долго, и в этот момент можно столкнуться с айсбергом. Мы маневренные, из-за того, что маленькие. И, собственно, то, что происходит с каналом в последний сезон, как раз говорит о нашей маневренности. Мы сейчас сделали ставку на реалити. Наш новый сезон выходит под лозунгом “Реально. Интересно”. Во-первых, большая часть контента западных телеканалов сейчас – это реалити. И к нам это приходит, мы смотрим в будущее и тоже работаем в этом направлении. Во-вторых, в принципе, мне кажется, что сейчас столько лицемерия и вранья на всех уровнях, что хочется показать что-то искреннее, настоящее, неподдельное, неискусственное.

– Вы запускаете два реалити, посвященные работе ППС и работе медиков. Вы думаете, людям это будет интересно смотреть – работу полиции, работу медиков, то, что они, в принципе, и так видят в своей жизни каждый день?
– В том-то и дело, что они этого не видят…

Могу сказать, что, когда мы сделали несколько первых серий проекта “Откройте! Полиция”, мы собрали фокус-группу, провели социологическое исследование, показали их разным социально-возрастным группам. Что, кстати, свидетельствует о нашей внутренней легкой неуверенности относительно этого продукта: когда мы уверены в проекте, мы фокус-группы не собираем. Мы осознавали, что проект качественный, но до конца не понимали, нужно ли это зрителям сейчас. И поэтому специально попросили социологов сформулировать мнение участников фокус-групп, как это ни парадоксально, еще до того, как они начали смотреть эту программу. У них просто спросили: “Вы будете смотреть программу о реальных буднях полицейских. Вам это интересно?” Почти все ответили: “Да ну, полиция… что там… все мы это видели, все эти сериалы про ментов на НТВ и прочее… сколько это можно все смотреть…” Затем они посмотрели две серии. Их мнение полностью изменилось. Они сказали: “Знаете, мы не ожидали совершенно, мы думали, что опять будет чернуха в стиле “Дежурная часть”, “Чрезвычайное происшествие” и т.д.” А здесь они увидели совершенно другое.

Как мне кажется, участники фокус-групп были удивлены тем, что они увидели живых, настоящих, искренних людей, со своими проблемами, заботами, со своими бедами, поняли, что эти люди действительно каждый день рискуют своей жизнью. И, в конечном итоге, как это ни громко прозвучит, у людей, которые участвовали в нашем исследовании, вообще изменилось отношение к работе полиции в целом. Это очень круто.

– Есть ли сценарий у ваших реалити, сколько съемочных групп работает, в каком режиме?
– Десять съемочных групп работает в проекте “Откройте! Полиция”, несколько десятков съемочных групп работают в проекте “Врачи”. Они там и живут вместе с врачами, прямо в Первой Градской больнице. Сценария как такового нет. Но изначально мы создали некую ситуацию, в рамках которой, как нам показалось, это реалити может развиваться в течение нескольких серий. Мы провели огромный кастинг, который занял несколько месяцев. Вообще, я считаю, в реалити главное – это кастинг. Найти тех самых искренних и настоящих героев, которые не будут закрываться, не будут уходить в себя, не будут бояться камеры, и т.д. Мы даже приглашали психологов, чтобы они вместе с нами провели интервью с потенциальными героями реалити. Мы хотели понять, какие струны души того или иного человека можно задеть во время съемки. Когда мы нарисовали психологический портрет каждого из наших героев, еще не тех четверых, которые в конечном итоге были в проекте, а около десяти претендентов, из которых мы выбирали, то поняли слабые и сильные стороны каждого из них. И тогда поняли, на чем можно построить конфликт. Например, у нас есть старый опытный полицейский Илья Петрович, которому до пенсии осталось всего год или два, и его единственная цель сейчас – это спокойно доработать. Ему уже ничего не нужно (так, если честно говорить). И мы решили взбодрить этого опытного старого волка, дав ему нового напарника. И напарника этого мы, естественно, подбирали, простите, раздолбая. Хороший парень Данил, но неорганизованный, все постоянно забывает, значок у него криво висит, и т.д. Мы, когда увидели его психологический портрет, поняли, что именно такого нужно дать Петровичу. Что между ними неизбежно произойдет психологический конфликт. Во второй группе (у нас два экипажа) есть Ренат, такой мускулистый полицейский, который уверен, что в полиции должны служить только мужчины. Ну и, естественно, хрупкую девочку Дашу мы отправили именно в этот экипаж. Опять же, для того, чтобы создать этот психологический конфликт. А девочка Даша – из очень правильной, интеллигентной семьи. Она всю жизнь всем хотела доказать, что она ничуть не хуже любого мужчины. И ее сверхзадача здесь именно такая.

То есть, определив характер каждого из героев, мы, может быть, каким-то образом искусственно изначально создали психологические конфликты между ними. Поставили их в некую некомфортную ситуацию. Здесь мы исходили из драматургических правил и системного построения любого художественного сериала. А дальше нам оставалось только наблюдать. Это то, что в Америке называется script reality, а у нас – по-моему, Акопов придумал этот термин – “сериалити”, то есть что-то среднее между сериалом и реалити. Вот примерно в таком жанре мы и снимаем наши истории.

В любом случае, здесь 90% – это то, что подкинула жизнь, и только 10% нашего вмешательства. У нас было свое видение развития этого сериала, и на первой серии мы представляли, каким он будет к пятнадцатой, как будут развиваться эти отношения и т.д. Но жизнь внесла свои коррективы. И мы поняли, что наши предположения совершенно не оправдались. И мы не стали запихивать героев в прокрустово ложе нашего скрипта, а пошли за реальностью.

– А у “Врачей” вы тоже создали определенную дискомфортную ситуацию?
– Да. Мы смогли договориться с руководством Первой Градской больницы и с Департаментом здравоохранения, что по результатам полугодичной стажировки только одного из трех аспирантов, участвующих в проекте, одного из наших героев, назначат врачом. При этом такая внутренняя конкуренция абсолютно жизненная, ее можно увидеть практически в любой московской больнице. Мы просто правильно ее подверстали.

– Вы уже упоминали западное телевидение. Когда вы программируете новый сезон, на что вы ориентируетесь? Есть какие-то образцы?
– Мы чаще всего ориентируемся на собственные цифры, на цифры наших коллег с других российских каналов, и мы, естественно, посматриваем на западное телевидение. Но, не скрою, я когда-то наделал кучу ошибок, сразу запустив на телеканале “Доверие” несколько проектов, которые были плоть от плоти успешных проектов канала TLC. По математической логике – все, казалось, было сделано правильно. Вот есть канал для московских домохозяек – “Доверие”, и есть канал для западных домохозяек – TLC. Давайте возьмем основные идеи оттуда, перенесем их на российскую почву, каким-то образом трансформируем и получим огромные рейтинги. Я благодарен своему руководству, что дали мне возможность совершить эти ошибки и не сняли меня сразу же, через три– четыре месяца, когда уже был очевиден провал. Очень быстро мы поняли, что так это не работает. Все гораздо сложнее. Наша ментальность настолько сильно отличается от ментальности западного человека, что простым переносом форматов на нашу землю невозможно реализовать эту историю.

Мне кажется, все дело в том, что западное общество – это общество счастья и радости, а мы – это общество страдания. Им нравится радоваться и быть счастливыми, а нам, как это ни странно прозвучит, нравится страдать. И нравится наблюдать, как страдают другие. Причем это не садизм. Это форма мазохизма.

– Вы сказали, что не на каждом новом проекте делаете фокус-группу. А как вы тогда понимаете, что да, вот это – выстрелит? И всегда ли интуиция срабатывает?
– Нет. Из десяти форматов выстреливают пять. Но для того, чтобы выстрелило пять, нужно делать все десять. Вот примерно такой расклад. Половина или чуть больше срабатывает. Очень часто не срабатывают те форматы, которые лично тебе как человеку, как простому зрителю очень нравятся. Поэтому на программы приходится смотреть не через призму своего собственного “я”, а глазами продюсера.

– Кто ваша аудитория?
– Наша аудитория – это люди, которые в хорошем смысле слова пользуются Москвой. Мы делаем канал для тех людей, которые используют мегаполис для своего собственного комфорта. По сути, канал “Москва 24” – это такая большая, яркая, раскрашенная инструкция, как правильно использовать город. Ребята, вы используете город на 10%, посмотрите нас и будете использовать его на 30, на 40% – вот, собственно, и все.

– Вы, в первую очередь, все-таки новостной канал. Насколько сейчас новости как телевизионный формат востребованы, учитывая популярность социальных сетей?
– Ну, знаете, давно уже многие предсказывают крах информационного телевидения, уход в Интернет, в гаджеты и прочее, и прочее. Я довольно скептически отношусь к этой истории, но при том, что касается новостей, действительно – журналистика фактов сейчас людям нужна все меньше. Дать информацию в стиле “что?”, “где?”, “когда?” – недостаточно. Все мы круглосуточно находимся в информационном облаке: социальные сети, сайты, информационные приложения. Мне кажется, зрители все чаще включают телевизор для того, чтобы, поймав какие-то фрагменты из этого информационного облака, именно в телевизоре увидеть всю картину целиком, с подробностями. При этом мы все больше понимаем, что зрителя нужно, информируя, еще и развлекать. И у нас вроде как получается. Это показывают цифры: только за последний сезон среднее время просмотра канала увеличилось на пять минут: с 19 до 24. При том, что у нас нет ни сериалов, ни фильмов. У нас очень короткие форматы. А ведь чем длиннее форматы, тем длиннее, как правило, время телепросмотра. Наш канал в каком-то смысле разрушает это правило.

А как объяснить это рекламодателям? Ведь рекламодатели смотрят только на цифры, на аудиторию…
– Зачем вы так к рекламодателям? Они, с одной стороны, прагматичны и консервативны, но, с другой стороны, чутко улавливают перспективу. Они никогда не понесут деньги на канал, который не развивается. Любой канал, который экспериментирует, имеет больше шансов выжить, чем канал, который стагнирует. Опять же, в условиях экономического кризиса у нас, как у канала маленького, возможностей для развития гораздо больше, чем у больших.

– Насколько кризис вообще дает возможность для развития, с точки зрения телевидения?
– Я бы не ставил так вопрос. Кризис не дает возможность для развития. Кризис угнетает развитие. Всегда плохо, когда денег становится меньше. Когда у тебя денег много, и форматы ты можешь запускать подороже, и картинка там будет посочнее, и прочее, и прочее. Смотрите, телевизионная сфера – это сфера, в которой почти 90% всех расходных материалов покупается за евро и доллары. За последние два года рубль упал в два раза. Мы закупаем расходные материалы в том же объеме. Но финансирование у нас не изменилось ни на копейку, поэтому, конечно, приходится как-то крутиться, вертеться. Но большим каналам, как мне кажется, еще сложнее в данной ситуации. Мы можем быстрее перестроиться и привлечь, в конечном итоге, аудиторию, которую потеряли наши старшие товарищи. Получится ли это у нас? Время покажет.

– Есть ли желание расширяться за пределы МКАДа или вы так и хотите в этих границах МКАДа оставаться?
– У нас в российской глубинке Москву и москвичей слишком сильно не любят, чтобы канал с позывными “Москва 24” пытался распространять свое влияние и свое вещание на всю страну.

Мы лучшая булочная на этой улице.

– У вас большие надежды на новый сезон?
– Конечно, нам хочется, чтобы новые проекты выстрелили. Но мы готовы играть в долгую игру. Рыбаку иногда приходится очень долго в одно и то же место бросать прикормку, чтоб потом таскать оттуда рыбу. Конечно, если наша линейка из двух реалити, в которые мы вложили огромное количество сил и, не скрою, средств, провалится по цифрам, то придется на время отказаться от этой истории. Значит, просто мы не угадали. Если цифры будут небольшими, но будет устойчивый рост, несмотря на то, что, может быть, мы в данный момент не получили внятный, конкретный профит, все равно будем продолжать эту историю, в надежде на то, что через год, через два мы по-настоящему выстрелим.