Великие и известные кинооператоры: Лебешев Павел Тимофеевич

Российский кинооператор, Народный артист России Павел Тимофеевич Лебешев родился 15 февраля 1940 года в Москве, в семье известного советского оператора Тимофея Павловича Лебешева, снявшего такие фильмы, как «Девушка с характером», «Девчата» и др.
C 1957 года Павел Лебешев работал на киностудии «Мосфильм» сначала механиком, потом ассистентом оператора, оператором-постановщиком. Он работал со многими советскими операторами, в том числе со своим отцом.

В 1967 году Павел Лебешев в качестве оператора-постановщика принимал участие в создании фильма Андрея Смирнова «Ангел», вышедшего на экраны лишь через двадцать лет.

В 1972 году он окончил операторский факультет ВГИКа (мастерскую Анатолия Головни).

Известность Павлу Лебешеву принесла работа в фильме Андрея Смирнова «Белорусский вокзал». В дальнейшем он стал необыкновенно востребованным оператором, который работал с крупнейшими отечественными и зарубежными режиссерами. Лебешев был оператором-постановщиком фильмов таких известных режиссеров, как Никита Михалков,Сергей Соловьев, Ежи Гофман, Вячеслав Криштофович, Роман Балаян, Витаутас Жалакявичюс, Георгий Данелия, Эльдар Рязанов, Денис Евстигнеев, Дмитрий Месхиев, Сергей Бодров-старший и др.

Павел Лебешев снял более 50 фильмов, среди которых фильмы Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Раба любви», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Несколько дней из жизни И.И. Обломова», «Пять вечеров», «Родня», «Сибирский цирюльник», фильмы Сергея Соловьева «Спасатель», «Наследница по прямой», «Избранные», «Асса», фильм Ларисы Шепитько «Восхождение», Георгия Данелия – «Кин-дза-дза», «Настя».

Как актер Павел Лебешев снялся в эпизодах нескольких фильмов: «Актер», «Родня», «Тюремный романс», «Кавказский пленник», «Привет, дуралеи!», «Мама «, «Чек».

Мастерство Павла Лебешева было отмечено многими международными и отечественными наградами. Он был удостоен званий Заслуженного деятеля искусств России (1965), Народного артиста России (1992), лауреата Государственных премий России (1997,1999).

Награжден орденами «Знак Почета» (1986), «За заслуги перед Отечеством» III (2000) и IV (1996) степеней. Являлся лауреатом премий «Ника» (1995), «Золотой Овен» (1995), «ТЭФИ» (2002).

В 1980 году Павлу Лебешеву в Великобритании был присужден приз «Серебряный щит Оксфорда» за лучшую операторскую работу в фильме «Несколько дней из жизни Обломова».

Павел Лебешев скончался 26 февраля 2003 года от острой сердечной недостаточности. Он похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.

ПРИЗЫ И НАГРАДЫ
В 1995 году Павел Лебешев был удостоен премии «Ника» за работу над картиной «Первая любовь» (режиссёр Роман Балаян).

Лауреат Государственных премий России (1997, «Кавказский пленник»; 1999, «Сибирский цирюльник»).

Воспоминания о Лебешеве

Известные операторы умирают по-разному. Как и другие простые смертные. Павел Тимофеевич Лебешев, один из лучших отечественных операторов, в один из дней февраля 2003 года сел за стол и умер, просто и вдруг.

Интересно, смог бы он снять выразительно свой такой прозаический уход?

Павла Лебешева, которому в нынешнем феврале исполнилось бы 65, называли самым-самым, легендарным, первым из… А сам он называл оператора второй женой режиссера или его невестой, которую могут позвать под венец, а могут ведь и не позвать. Павла Лебешева позвал прежде всего Никита Михалков. Уже с багажом знаменитого «Белорусского вокзала» (кстати, свою работу в фильме Андрея Смирнова Лебешев оценивал невысоко) оператор терпеливо ждал, когда начинающий Никита Сергеевич отбарабанит свое в военно-морских силах и вернется в Москву. Вернулся, демобилизовавшись, и мобилизовал на благое дело своих соавторов — трио-содружество Михалков — Адабашьян — Лебешев энергично начало свой славный путь в советском кинематографе.

«Свой среди чужих, чужой среди своих» сразу же обратил на себя внимание, в том числе и качественной операторской работой. Разве можно забыть эту карету, мчащуюся в никуда с косогора, и этих друзей в их заоблачном счастье, и многое другое, просто-таки кричащее: «Посмотрите, как мы молоды, как талантливы!» Атмосфера картины говорила недвусмысленно: создатели ее понимали друг друга с полуслова, были действительно своими среди своих.
И «Раба любви» получилась таким изысканным и утонченным фильмом не в последнюю очередь благодаря Лебешеву. Это кино, повествующее о мире кино начала ХХ века — наивном, уходящем, беспомощном и немом в окружении шальных и безжалостных выстрелов, было подано так трогательно и точно! Один из главных героев этой ленты — оператор-подпольщик Потоцкий в исполнении Родиона Нахапетова — погибал здесь очень нелепо и очень красиво. Лебешев постарался, сделав гибель коллеги такой яркой и запоминающейся. Но не всем операторам суждена такая художественно выразительная смерть.

Александр Адабашьян, работавший на «Рабе любви» художником, вспоминает: «Сцену, когда Ольгу Вознесенскую окружала толпа обезумевших поклонников, снимал второй оператор, а Лебешев потерянно и отрешенно сидел рядом. В тот день ему сообщили, что в Москве скончалась его сестра Марина, скончалась от заражения крови после самого обычного медицинского укола». Марина была первой женой А. Адабашьяна, и с тех пор, когда по ТВ показывали «Рабу любви», Лебешев и Адабашьян не могли смотреть эту сцену.
А во время съемок «Неоконченной пьесы для механического пианино» в подмосковном Пущино они самозабвенно играли в футбол и вовсю играли в утонченную интеллигентность. «Простите, милейший, не могли бы вы убрать ногу с этого кабеля?» — так или примерно так обращались они друг к другу. И это притом, что Павел Тимофеевич Лебешев имел репутацию мощного матерщинника. Его даже пытались материально наказывать (штрафные деньги надо было бросать в специальную стеклянную банку), но все напрасно.

На «Обломове», следующей картине Михалкова, было уже не так или не совсем так. Что-то треснуло, но все же главное — профессионализм, который не пропьешь, оставалось. Создателям «Обломова» удивительно удалось передать своеобразие русского духа, русского человека на фоне русской природы, эту звенящую ноту напрасно или, может быть, совсем не напрасно прожитой жизни.

Конечно, Павел Лебешев быстро рос профессионально и в период своей творческой зрелости был уже совершенно не похож на того Лебешева, который на съемках картины «Молчание доктора Ивенса», проходивших в Судаке, отвечал за подводные съемки и наличие дельфинов. Как смешно: подводные дела — и Лебешев, забегавший при купании в море исключительно на минуточку: фыркнет, пару брызг — и обратно!

Лебешев работал и отдыхал в Судаке на полную катушку — на набережной покупали его джинсы за 40 рублей, и он, счастливый, снимал и продавал их прямо там. А потом под хмельком с каким-то капитаном выпускал из вольера с таким трудом пойманных для съемок дельфинов с криками: «Они же как дети!»

В соловьевской «Ассе» он очень красиво снял Крым, Ялту, в том числе и Ялту зимнюю. Он снял все это достаточно холодно, холодно ровно настолько, насколько холоден был бандит с теплой фамилией Крымов в исполнении Станислава Говорухина.

Это он, Лебешев, придумал в «Родне» стадион и бегуна по жизни и от жизни. Он и сыграл в этой самой «Родне» ресторанного повара — сыграл вместе со своими коллегами, Михалковым и Адабашьяном, изображавшими официантов. Это он блестяще выдержал в «Пяти вечерах» стиль едва ли не документального ретро.

А в «Сибирском цирюльнике», снятом щедро, с истинно купеческим размахом, именно Лебешев придумал специальную конструкцию, позволявшую снимать дуэль Меньшикова сБашаровым со всех точек при помощи камеры, ездившей по кругу. Изобретение это назвали «пашамобиль».

И воробей, прыгающий вдоль строя юнкеров в этом же «Цирюльнике», не случаен. Было специально припасено пять воробьев, и Лебешев снимал пять дублей. Паша, достань воробышка!

Паша со своей камерой творил чудеса в Чечне, где снимал «Кавказского пленника» с Бодровым и Меньшиковым и сумел тонко передать неповторимую горную лермонтовскую синеву, и на Диксоне, где вместе с Денисом Евстигнеевым сочинял «Маму». В «Маме» Лебешев, кстати, сыграл роль морского волка, капитана ледохода. Сыграл он и в фильме «Азазель» по Акунину, где был оператором и актером у режиссера с такой близкой ему фамилией — Адабашьян.

Что еще? Был лауреатом многих премий: Государственной — за «Кавказского пленника», Оксфордской — за «Обломова», «Ники» — за «Первую любовь». Работал с Рязановым на съемках «Привет, дуралеи!», с Данелией — «Кин-дза-дза», с Филатовым — «Сукины дети».

Что еще? Был потомственным оператором, сыном отличного оператора Тимофея Лебешева — и, может быть, это самое главное — соответствовал фамилии, не подвел, не подкачал. Снял более 50 фильмов. Очень не любил давать интервью и рассказывать о своем творчестве, поэтому и отказался преподавать во ВГИКе, где когда-то учился заочно. Родился в Баку, как и чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, как легендарный разведчик Рихард Зорге. С Павлом Лебешевым тоже можно было спокойно пойти в разведку.

В воскресенье стало известно о смерти от острой сердечной недостаточности прекрасного русского кинооператора Павла Лебешева. Павел Лебешев начал работать в кино с юности. Его отец, известный советский кинооператор Тимофей Павлович Лебешев, которого зрители помнят по фильму «Девчата», привел сына на «Мосфильм» в конце пятидесятых. Паша работал ассистентом оператора, затем поступил во ВГИК.

Его дебют в кино – художественный фильм «Ангел» с режиссером Андреем Смирновым.Сказался опыт работы ассистента оператора и врожденный талант: фильм был снят вполне профессионально.

Нужно сказать, что в шестидесятых «проявилось» целое созвездие молодых советских кинематографистов, — ярких, талантливых и глубоких, несмотря на молодость, художников. Среди кинооператоров были такие звезды, как С. Урусевский, В. Юсов; уже заявили себя Г. Рерберг, В. Железняков, Алисов… На их фоне трудно было выделиться, но Павел Лебешев уверенно занял место в тройке ведущих кинооператоров Советского Союза.

У нас в стране существовало три школы операторов: московская, ленинградская и грузинская. Каждая из этих школ дала нашему отечественному кино замечательных мастеров, но авторитет Вадима Юсова, Георгия Рерберга и Павла Лебешева непререкаем, — это по праву крупнейшие мастера современного кино.

С самой первой профессиональной работы («Город первой любви», 1968) Павел Тимофеевич «нащупывал» свой собственный стиль. Художнически чуткий, Лебешев вместе с режиссерами искал в каждой новой работе наиболее точную форму. От документально-бытового, нарочито небрежного стиля в фильмах режиссера Андрея Смирнова («Ангел»,«Белорусский вокзал») Павел Тимофеевич пришел к «своему» стилю, который сформировался в работе с молодыми тогда режиссером Никитой Михалковым и художником-постановщиком Александром Адабашьяном. Уже в первой своей совместной работе («Свой среди чужих, чужой среди своих», 1973) они развили новый художественный стиль в кино, заявленный в работах Тарковского и Рерберга.Известный кинокритик Матизен впоследствии назвал его «живописным стилем». Наверное, нет более лестного эпитета для оценки операторской работы, как «живописная».

Совместная работа этих трех художников – Михалкова, Адабашьяна и Лебешева, дала нам такие живописные, эстетские по своей форме фильмы, как «Раба любви» (1975г.), «Неоконченная пьеса для механического пианино» (1977г.), «Несколько дней из жизни Обломова» (1979г.), «Родня» (1981г.) «Сибирский цирюльник» (1997г.).

Все помнят фильм «Пять вечеров» Н. Михалкова, который Лебешев снимал «под жизнь», используя в кадре почти исключительно свет от лампы, торшера, люстры.

Кинокритики видели в операторской работе Лебешева «любование предметной средой», а сам Павел Тимофеевич легкомысленно объяснял прелесть своего изображения «тряпошным светом»: пространство теней в его кадрах было наполнено световыми рефлексами, придававшими его работам глубину, объемность и пресловутую живописность.

За свою творческую жизнь Павел Лебешев снял более сорока фильмов, среди них двух- и многосерийные картины. Многие из его работ еще при его жизни стали отечественной киноклассикой.

Как ни странно, Павел Тимофеевич за свое творчество отмечался наградами и призами нечасто, — видимо, не стремился их получить. В 1972 году он стал лауреатом Государственной премии Советского Союза, в 1986-м получил орден «Знак почета», в 1992-м получил звание Народного артиста Российской Федерации, в 1996-м – орден «За заслуги перед Отечеством 4-й степени» и в 2000-м году –«За заслуги перед Отечеством 3-й степени». Вот и все награды.
Впрочем, повторюсь, работал он не ради наград и степеней. Работа, творчество были стилем и смыслом его жизни. Каждый год он снимал по фильму, но были годы, когда он умудрялся снять по три-пять фильмов! И это была работа на высочайшем профессиональном и творческом уровне. Например, в 1993 году он снял фильмы «Тюремный романс» (реж. Е. Татарский), «Анна. От шести до восемнадцати (совместно с операторами В. Юсовым, в. Алисовым и Э. Караваевым) (реж. Н. Михалков), «Грех. История страсти» (реж. В. Сергеев), «Над темною водой» (реж. Д. Месхиев) и «Настя» Георгия Данелии.

Один из величайших американских кинооператоров двадцатого века Грэг Толанд на вопрос, что такое хороший оператор, сказал примерно следующее: «Хороший оператор, это не просто человек, который хорошо умеет снимать, но обязательно человек общительный и имеющий счет в банке». Толанд имел в виду независимость оператора, творческую и финансовую. Павел Тимофеевич Лебешев точно отвечает этому определению, только вместо счета в банке он обладал непререкаемым профессиональным авторитетом художника.

Режиссеры всех поколений буквально гонялись за ним, рвали его на части. Может быть, именно поэтому Лебешев никогда не отдыхал, а работал из картины в картину. Если работа была интересной, он не умел отказываться от нее. И, может быть, именно поэтому ушел от нас на пике своей творческой активности, ведь 15 февраля ему исполнилось всего шестьдесят два года.

Для всех нас, работавших с Павлом Лебешевым, или просто знавших его, он останется в памяти очень добрым и отзывчивым, невероятным матершинником, который матом не ругался, а говорил им, был общительным и компанейским человеком, который здорово готовил шашлыки, любил своих друзей и свою работу.

Вечная ему память.

 

Cубъективные заметки о Павле Тимофеевиче Лебешеве

Помнится, на мой вопрос, у кого он учился, Павел Лебешев мгновенно ответил: «Да ни у кого!» И вспомнил забавную историю о том, как был заочником во ВГИКе у Анатолия Дмитриевича Головни, который последние два года считался его единственным мастером и благодаря которому он и получил диплом. «Когда я в очередной раз пришел на сессию, оказалось, что меня в списке нет — отчислили, — рассказывал Павел Тимофеевич. — Пошел к Головне, а он: «Как это, деточка?» Вызвал того, кто это сделал: «Как ты, наглец, мог его отчислить, не посоветовавшись с заведующим кафедрой!» Естественно, меня восстановили. Потом еще три раза отчисляли, пока наконец Головня не предупредил: «Больше к нему не лезьте, это мой личный студент».

Так Павел Лебешев проучился во ВГИКе десять лет: ни одной работы у него не принимали. Потом он позвал Головню на «Мосфильм», чтобы показать «Белорусский вокзал». Тот после фильма вышел весь в слезах и выставил «пятерки» за все четыре курса, благословив на диплом.

Это было как раз перед картиной «Свой среди чужих, чужой среди своих». Кстати сказать, сам Лебешев считал «Белорусский вокзал» с операторской точки зрения картиной «неважнецкой». Дело в том, что до нее он снимал смирновскую черно-белую короткометражку «Ангел», долго пролежавшую «на полке», и никогда не работал с цветом. «Белорусский вокзал» тоже собирались снимать на узком экране в черно-белом изображении, но в последний момент Госкино решило, что фильм будет широкоэкранный и цветной, и деваться было некуда. По словам Лебешева, снят он не хуже других фильмов того времени, но это не то, что он хотел. В молодости он довольно долго работал с Андреем Тарковским на фильме «Белый, белый день» — так в первом варианте называлось «Зеркало». Но сценарий закрыли, Лебешеву пришлось уйти, потому что он не мог сидеть без работы. К Тарковскому потом он уже не попал, ушел на «Белорусский вокзал». Этот фильм начинала снимать Лариса Шепитько, но ее вариант закрыли. И только когда к фильму вернулись в варианте Андрея Смирнова, тот позвал работать Лебешева.

Павла Лебешева по праву считают оператором Никиты Михалкова. Они работали вместе начиная с ленты «Свой среди чужих…» и закончили фильмом «Без свидетелей», вернувшись к совместному творчеству через несколько лет — на «Сибирском цирюльнике». Разногласия были «чисто профессионально-производственные», осложненные еще и усталостью. «Все, что мы там делали, мне не нравилось, — говорил Павел Тимофеевич о съемках «Без свидетелей», — а Никите не нравилось, как я к этому отношусь. Ему казалось, что я перестал стараться. А я устал, мне ужасно не нравился сценарий… Картина, по-моему, ужасающая. На общем уровне, может быть, и ничего, но для Никиты — самая плохая…»

«Свой среди чужих…» произвел ошеломляющее впечатление. В этой ленте уже тогда отчетливо было видно обаяние камеры Лебешева, его неповторимый стиль: романтическая одушевленная среда, сны и грезы, ощущение библейской вечности. В фильмах Михалкова оператор, условно говоря, передал трепет листьев и движение капель росы, создал подробный, гармоничный мир. Свет в искусстве оператора, как он говорил, — это основа основ, им можно преобразить все: и форму предметов, и облик интерьера, и настроение пейзажа, и выражение лица. Режиссер может только сказать, что он хочет, а все остальное — дело оператора: как снять, как поставить свет.

В картине «Несколько дней из жизни И.И. Обломова» напряженный баланс душевного смятения и незыблемой, величественной природы удерживается нежными кадрами из детства, в «Неоконченной пьесе для механического пианино» по-рембрандтовски золотисто-коричневая гамма просторной помещичьей усадьбы уравновешена зябкими туманными пейзажами, воздухом, в котором легко дышится.

Зимняя Ялта в «Ассе» Сергея Соловьева производила впечатление будто специально сконструированного холодного пространства. Это был принципиально другой тип экранной реальности — тревожной и отчужденной.
В фильме Георгия Данелии «Кин-дза-дза» Лебешев снял объемный, фактурный, заведомо фантастический мир, в котором живут странные персонажи с минималистским сознанием. Вот как он рассказывал об этом фильме: «Сценарий не был для меня таким уж непривычным — фантастику я всегда любил. Хотя для меня это была реальная история. В сценарии Данелии и Габриадзе все настолько похоже на нашу жизнь, на весь маразм, который нас окружал, на всю эту затхлость и ужас, что у меня не было никаких сомнений: в сценарии было выведено наше общество. В Госкино сидели одни идиоты. На 100 чиновников — 95 идиотов! Но если бы они были нормальными людьми, они бы просто не дали снимать кино. Потому что более антисоветского, революционного — по всем понятиям — сценария я в жизни не читал».

Павел Лебешев всячески подчеркивал главенство режиссера и свою от него зависимость: «Оператор — это невеста. Могут позвать, а могут не позвать. И будешь сидеть без работы. Главный в кино — режиссер. Он читает сценарий, и его дело — снимать или не снимать». Но это, что называется, с жизненной точки зрения. На самом деле, у кого бы из режиссеров Лебешев ни работал, его всегда можно было узнать по стилю, индивидуальному почерку его камеры, «записывающей» на кинопленке пятна света и тени. Он мог работать с кем угодно — даже, как однажды заметил, «с плохим человеком»: «Я за свою жизнь не выдержал только одного режиссера. Мне показалось, он чересчур гениален. Ему мама в детстве не уставала говорить о его гениальности. Я ушел с картины. Ушел спокойно, не ругаясь. Просто сказал: я больше не могу».

Какую бы задачу ни ставил оператору режиссер, камера Лебешева, будто сама собой, фиксировала естественный, не зависящий от каких бы то ни было внешних потрясений и величественных событий обыкновенный ход обыкновенной жизни, свидетельствуя о незыблемости бытия. В «Сибирском цирюльнике», скажем, есть момент, когда вдоль строя юнкеров, стоящих на плацу, бойко прыгает воробей. Кажется, что воробей попал в кадр случайно. Но нет: Лебешев снял пять дублей с пятью воробьями, которых выпускали по одному. Трогательная подробность, но кто возьмется спорить, что она лишняя?
Не зря говорят: «Хорошего оператора видно по половине кадра».

 

ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ЛЕБЕШЕВА

Павел Тимофеевич Лебешев умер от инфаркта. Раньше точнее говорили: разорвалось сердце

За почти пятьдесят лет в кино он снял пятьдесят картин. Работал с Никитой Михалковым, Сергеем Соловьевым, Андреем Смирновым («Белорусский вокзал»), Георгием Данелия, Сергеем Бодровым («Кавказский пленник»)

Ему всегда хватало решимости и силы выполнять то, что почитал за лучшее.

А почитал он за лучшее снимать кино, готовить еду, сидеть с друзьями за столом, травить байки, веселиться, материться и жизнь воспринимать просто как «случание себя в мире».

Мы обедали с Сергеем Бодровым-старшим в ресторане Дома кино. Подошла официантка, дала Бодрову телефонную трубку: «Вас — Павел Тимофеевич…».

Вся ударная сила благолепия и почтительности пришлись на два последних слова. Не проговорила — пропела. Нежно-нежно. Тонко-тонко. «П-а-в-е-л Т-и-м-о-ф-е-е-е-в-и-ч…». Бодров, улыбаясь, взял трубку: «Да, да… Нет, нет… Не могу. Сейчас не могу. Даю интервью. Что? Взять корреспондентку и к тебе в пивбар? А почему ты решил, что я корреспондентке даю интервью, а не корреспонденту? Ну Паш, Паш, правда, не могу». Лебешев звонил каждые пять минут. Все повторялось с точностью до жеста, до слова: официантка подходила с телефоном, таяла на глазах, медовым голосом произносила: «Павел Тимоф-е-е-е-вич…». Из трубки что-то невероятно шумело, грохотало, клокотало, Бодров смеялся, отшучивался; кончилось тем, что мы забыли, ради чего собрались, и Бодров просто рассказывал о Лебешеве (в перерывах между его звонками), а я хохотала на весь ресторан, и как-то вдруг, сразу, очень решительно пришло в голову, что, конечно, надо брать интервью у Павла Тимофеевича, причем срочно, немедленно. «Тем более, — сказал Бодров задумчиво,— я что-то давно ничего не читал о нем …».

Когда выходили из ресторана, на лестнице встретили Лебешева. Он примчался откуда-то издалека, бросил пивбар, потому что хотел видеть Бодрова, а раз тот упирался, ну, тогда — гора к Магомету…

Это было ровно семь лет назад. Февраль 1996-го. Все веселы, счастливы и живы, живы, живы.

«У Никиты и Адабашьяна была концертная программа по поводу меня. Они вдвоем выступали. Но это надо, чтобы Адабашьян показывал. Помню только, что я рождался обязательно запеленатый и обязательно с папиросой во рту и сразу говорил: «Нянька! Дай прикурить!» Номер назывался «Как Паша рождался».

Концертного номера, как Павел Тимофеевич Лебешев умер, у Никиты Сергеевича Михалкова и Александра Артемьевича Адабашьяна, конечно, нет.

Не смешно. Очень не смешно. Совсем не смешно.

А как его, не смеясь, вспоминать? Павел Лебешев и не-смех — это что-то параллельное.

Он был «играющее дитя». Постоянное веселое расположение духа. И — абсолютная способность привлекать на себя удачу и счастье.

Писать о нем так же трудно, как трудно ухватить живую и естественную свободу. Это был простой, элегантный, отчетливый, ясный и неизъяснимый человек. В котором все понятно и не понятно ничего. Своего рода тайна при полном свете.

Да, именно так: Павел Тимофеевич Лебешев — это ясность и неизъяснимость.

В 1996 году в «Новой газете» вышли три мои большие публикации под общим заголовком «Жизнь Замечательного Лебешева». Помню, когда я на какую-нибудь кинематографическую тусовку приносила ему газеты, он как ребенок бегал от одного деятеля кино к другому и, радостно тыча в заголовок, кричал: «Смотри, смотри, ЖЗЛ — это я, ЖЗЛ — это я…».

А к интервью готовился. И рассказывал о себе серьезно и обстоятельно. Александр Адабашьян поначалу просто не поверил, что Лебешев при мне никогда не матерился. «Не может быть! — восклицал Александр Артемьевич. — Когда мои дочки были еще совсем маленькие и он хотел сделать им что-то хорошее — ну, к примеру, позвать в ресторан Дома кино и угостить мороженым, то в длинном предложении-приглашении слово «мороженое» было единственно цензурным. Но мои дочки все равно были всегда от дяди Паши в полном восторге». «Нет, нет, правда, ни разу… даже «блин» не говорил», — уверяла я Адабашьяна. Тот, задумавшись: «Ну это значит, Паша очень сильно напрягался».

Павел Тимофеевич Лебешев считал себя бакинцем. Родился в Москве. Но в эвакуации оказался в Баку, и в детсад там ходил, и в школу.

Дедушка Павла Тимофеевича Лебешева по отцовской линии был управляющим Нобеля. Дружил со Львом Толстым. Дедушка был энциклопедически образован, очень прогрессивен, современен. Первым в Баку начал играть в футбол.

Байка про то, как Павлик дедушку убил

Дедушка и маленький Павлик играли. И Павлик ударил дедушку палкой по голове.

Через какое-то (длительное) время дедушка умер от инсульта. Павликина палка тут была ни при чем.

Но лебешевские друзья обожали эту историю. И при случае (и без случая) любили говорить: ну что с Павлика взять — он в детстве дедушку убил…

Отец — Тимофей Павлович Лебешев — был известным кинооператором. Снимал «Девушку с характером», «Мичмана Панина», «Щит и меч», «Тишину». Мама — режиссером научно-популярного кино.

В кино, однако, Лебешев, несмотря на свою кинематографическую семью, не собирался. Любил математику. И хотел заниматься только ею.

Но в конце девятого класса приятель увлекся фотографией и Пашу втянул.
В пятьдесят седьмом году окончил школу и поступал очно во ВГИК. Не поступил. Заочно во ВГИК подался уже через четыре года, в шестьдесят первом. И проучился там ровно десять лет.

Теория Лебешеву не давалась. Снимал кино блистательно. А объяснить, как это делает, — не мог. Сказал как-то: «Это все равно что рыбу вынуть из воды и потребовать: покажи, как ты плаваешь…».

На «Мосфильм» Лебешев пришел в августе пятьдесят седьмого.

«Актеры, режиссеры, шоферы, осветители — все друг друга знали, здоровались, дружили… Зарплату получали мизерную. Я — всего семь рублей. Но был абсолютно счастлив! В объединения Михаила Ильича Ромма или Юлия Райзмана приходили на весь день — независимо от того, снимали кино или нет. Сидели, пили чай, разговаривали… Три Андрея — Кончаловский, Тарковский, Смирнов, Лариса Шепитько, Элем Климов, Генка Шпаликов, Алов с Наумовым… Читали сценарии, обсуждали, ругались…»

В марте девяносто шестого это Лебешев рассказывал. И помню, как, помолчав, добавил грустно: «Сейчас этого нет и в помине. На студию ходить неохота. И сюда, в Дом кино, — тоже».

       Байка про Павла Лебешева и Полину Виардо

Адабашьян называл Лебешева «врагом печатного слова» и уверял, что Павел Тимофеевич не прочитал в жизни ни одной книжки.

Тем временем в годы застоя Сергей Соловьев долго-долго мечтал снять фильм о романе Тургенева с Полиной Виардо. Но «добро» не давали. И вот однажды Соловьев зашел в очередной начальнический кабинет и, получив категорическое «нет», понуро вышел к друзьям, ожидавшим его в коридоре. «Все! Окончательный и бесповоротный отказ», — сказал Соловьев. «Что ж теперь делать? — воскликнул кто-то с отчаянием. — Ведь Паша Лебешев «Му-му» прочитал».

О Лебешеве говорили: всю жизнь он проводит либо в кино, либо в ресторане Дома кино.

«Мы выросли в этом ресторане: я, Сережа Соловьев, Генка Шпаликов… Иногда приходили и говорили официанткам жалобно: «Д-е-в-о-ч-к-и…». Они все понимали: «Ладно, садитесь, потом отдадите…» Мы тут же обрастали компаниями человек в пятнадцать… Официантки платили за всех нас, потому что знали: получим постановочные — отдадим… Хотя, бывало, целыми месяцами мы сидели без денег…»

Друзья смеялись: «Лебешев в этом ресторане штук одиннадцать «Волг» оставил!».

На знаменитом V Съезде кинематографистов Лебешева избрали членом правления. И спросили: «За что отвечать будете, Павел Тимофеевич?» «За ресторан, конечно», — ответил Лебешев.

И вот приходит он — уже начальником! — в ресторан, а официантки «морды воротят». Он: «Чё это вы?». Они: «Ты ж теперь проверять нас будешь!». Он — возмущенно: «А чё мне вас проверять? Я, что ли, и так не знаю, где вы воруете?».

В обиду ресторан Лебешев не давал. Деньги под него выбивал, продукты, за качеством лично следил. Мог принести на кухню три своих гуся, и сам их готовил (мастер-класс), а повара только тихо внимали.

Потом кинематографическая власть поменялась, и Павла Тимофеевича от руководства рестораном отлучили. А когда Сергей Соловьев стал российским секретарем, он сказал Лебешеву: «Ты займись рестораном, а то там жрать стало совсем невозможно…».

Лебешев говорил: «Я кино снимаю, когда отрываюсь от стола».

«Бывает так: человек собирает марки. И это — его жизнь. Хотя он, может быть, физик. Но собирает марки. И марки для него — больше физики».

Лебешев на минутку задумывается и продолжает: «А у меня профессия оказалась хобби. А настоящая жизнь — сидеть с друзьями за столом, готовить еду, делать что-то приятное близким людям».

Готовить Павел Тимофеевич научился, когда заболела мама. Она болела долго и тяжело — с сердцем было плохо. А Паша прибегал на переменках домой (школа была рядом), готовил, кормил маму.

А потом начались киноэкспедиции. Столовская еда не вдохновляла. И Лебешев стал брать с собой «кухню». Так образовался знаменитый лебешевский чемодан. В нем было главное: плита на двух конфорках с духовкой. А еще — тарелки, вилки, ножи, кастрюли, сковородки, кипятильники разной величины. Все это Лебешев неизменно таскал за собой и готовил на всю съемочную группу.

  Байка про то, как Лебешев выбирал натуру

Лебешев выбирает места для съемок на натуре. «Павел Тимофеевич, здесь будем?» — спрашивает, например, Никита Михалков. Лебешев, озирая окрестности, говорит твердое «нет». — «Здесь?» — Долго высматривает. И опять: «Нет!» И вот наконец долгожданное «да». Все ликуют. Но что художнику экрана помогло сделать выбор? То, что всего в ста метрах от этой натуры — шашлычная.

Тогда же, в девяносто шестом, я получила от Павла Тимофеевича Лебешева урок дружбы.

К тому времени Никита Михалков, Александр Адабашьян и Павел Лебешев не работали вместе уже тринадцать лет. Они сняли «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Раба любви», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Несколько дней из жизни Обломова», «Пять вечеров», «Родня» и «Без свидетелей». Семь больших картин, десять лет дружбы (жизни рядом). Сценарии писали вместе. Все, с начала до конца, делали вместе.

Нет, не ссорились. Просто Михалков перестал звонить. А Лебешев ждал звонка. («Года три-четыре ждал».)

Очень серьезно и очень сдержанно:
«Конечно, разрыв наш был для меня душевной раной. Сначала кажется: наверное, ненадолго… Это как у мужчины и женщины. Думаешь, ну разлука случайная, сейчас так, так, так, — и все пройдет, все заново начнется. На самом деле ничего заново не начинается… Иногда ловлю себя на мысли: как это я мог думать, что все склеится, опять получится, случится, — и переживал! Жизнь идет, и теперь мне кажется, что если бы был просто перерыв какой-то и мы опять заново вместе начали работать, то могло бы что-то получиться, а могло ничего бы и не получиться, и даже старого могло бы не получиться…».

Он долго еще говорил о Никите. Высоко, благородно и очень по-мужски.

Потом они встретились на «Сибирском цирюльнике». По слухам, Михалков — хотя картину начинал другой, какой-то иностранный оператор — уговорил Лебешева опять работать вместе. Не знаю, вернулась ли к ним та их жизнь-дружба… Получилось ли что-то новое или «и старого не получилось…». Тут мы, непосвященные, умолкаем.

Один маленький мальчик вот как рассказал мне про дуэль Пушкина и Дантеса.

«Пушкин стрелял в Дантеса и попал в пуговицу. Потому что у Дантеса вместо сердца была пуговица.

Дантес стрелял в Пушкина и попал в сердце. Потому что у Пушкина везде было сердце».

Павел Тимофеевич Лебешев умер от инфаркта. Раньше точнее говорили: разорвалось сердце.

Сердце разорвалось потому, что было.

Было сердце, а не пуговица.

1968 Щит и меч
1970 Белорусский вокзал
1972 На углу Арбата и улицы Бубулинас
1974 Свой среди чужих, чужой среди своих
1975 Раба любви
1976 Неоконченная пьеса для механического пианино
1976 Восхождение
1978 Кентавры
1978 Пять вечеров
1979 Несколько дней из жизни И. И. Обломова
1980 Спасатель
1981 Родня
1982 Наследница по прямой
1984 Время отдыха с субботы до понедельника
1988 Асса
1986 Кин-дза-дза!
1995 Первая любовь
1999 Мама
1999 Сибирский цирюльник
2003 Азазель

 

Источник