«На пятую смену я ехала, слушая “Идет война народная”»

Как преодолеть синдром новичка и другие страхи дебютанта, чем хороши отказы и как, не имея связей, собрать известных актеров, команду и средства на свое кино — рассказывает Ева Басс, режиссер и продюсер готовящейся драмы «Котел».

— «Котел» — ваш режиссерский и продюсерский дебют. Какая у проекта предыстория и как вы его запускали?

— «Котел» — кино про кризис и рождение личности. В идейном смысле он автобиографичный. В 26-27 лет я поняла, что делаю не то, что я хочу, и все движется не в ту сторону. Мне всегда хотелось заниматься кино, рассказывать истории. Я решила, что пусть и медленно, но я буду двигаться, куда мне надо.

Я купила камеру, стала снимать домашние клипы. У меня было образование в ГИТИСе, специальность «Актриса драматического театра и кино». Я решила дополнить его, поехав в Америку, где поступила на режиссуру. Тогда же я познакомилась в интернете с сумасшедшей компанией ребят в паблике «ВКонтакте», в том числе с Никитой Касимцевым, который мечтал стать писателем и у него был классный слог. Больше трех лет назад, я пристала к нему: нужно писать сценарий. За основу «Котла» Никита взял свое окружение в Алма-Ате — у всех персонажей есть прототипы среди его знакомых.

Я приехала в Казахстан, и мы сняли три тизера. Все три были ужасными. Что делать? Надо делать заново, так что я вернулась в Россию, продала машину и камеру (вся собственность, что у меня была на тот момент), и мы сняли новый тизер. Так сформировалась команда KoKoKo Production, в которую, помимо меня, вошли Лиля Мэтьюсон и Айсель Лятифова. Три зубастые восточные девушки. Продакшн мы открыли специально, чтобы сделать фильм, потому что без юрлица это невозможно. Тогда же мы стали делать рекламу, промо, ролики.

— Расскажите подробнее о команде. Как вы делили функции, и как собирался остальной состав участников?

— Лилия выполняла продюсерские функции, связанные с документами и договоренностями. Айсель взяла на себя организаторскую часть и функцию второго режиссера. Мы все стали продюсерами «Котла», поскольку каждая занималась разными вещами.

Например, мы съездили в том году на «Кинотавр», где мне понравилась короткометражка «На дачу». Там была интересная операторская работа, и я просто написала оператору в Facebook. Мы познакомились, пообщались, сошлись по каким-то вещам и решили вместе снимать «Котел». Художника-постановщика нам посоветовали, и с ним мы тоже быстро нашли общий язык.

— А как было с кастингом? Как удалось привлечь достаточно известных актеров?

— На этапе тизера Саша Кузнецов еще не был медийным актером. Саше понравился сценарий, помню его фразу: «Умные пацанские темы!». Он же бунтарь, у него агрессивная энергия, а наш герой как раз проповедует философию нигилизма. С Лешей Филимоновым мы когда-то жили на одном этаже в общаге в ГИТИСе. С Васей Буткевичем я познакомилась в Берлине и просто позвала в кино. Сашу Ревенко утвердили на самом обычном кастинге. Я благодарна им за доверие.

— Что делалось на этапе подготовки? И как продумывались решения?

— У нас была иконография. По-простому это означает — тащим в папки референсов все, что нравится. Мы делили их на смысловые, визуальные и звуковые. Из визуальных был и «На игле», и братья Коэн.

Часть сценария мы изменили, потому что нашли одну очень крутую локацию, которая хорошо отвечала идее. Действие «Котла» происходит в районе, удаленном от города. Наш мир очень условен, там нет реализма, поэтому нас больше заботили символы.

Например, наш художник напечатал свои дорожные знаки, существующие только в мире «Котла». Также, поскольку у проекта есть казахские корни, он подтягивал буквы, которые выглядят, как казахские. Так мы визуально объединяли пространство, но, конечно, это было дикое хулиганство.

Мне кажется, еще за счет небольших средств все креативно подходили к процессу. Иногда малый бюджет становится хорошим стимулом найти интересное решение.

— Если подробнее о локациях, то как удавалось договориться о разрешении на съемку?

— Слава богу, у нас такой контекст, где локации могут быть максимально угашенные. В целом 80% локации были для нас бесплатными — люди просто давали нам свои помещения. Мы приходили, спрашивали. Если да, то хорошо, Если нет, то шли дальше. Понятно, что много отказывают — в 70% случаев. Слышать «нет» — это необходимая данность нашей жизни. Особенно, если это касается денег.

— В какой срок удалось уложиться со съемками?

— Основную часть «Котла» мы отсняли в прошлом сентябре. Потом возвращались на досъемки в декабре. Собрали весь фильм, и я поняла, что он не работает. Так что понадобился еще один небольшой досъем в июне. Тогда же фактически вся первая треть фильма структурно изменилась. Производство заняло так много времени, потому что, во-первых, у нас не было связей в индустрии, а во-вторых, не было денег. Мы их зарабатывали параллельно, без обращения за государственными средствами. К тому же это такой сильно дебютный проект: продюсерский, режиссерский и сценарный. Мы невинны как младенцы. А может просто самодуры, это неважно.

— Из-за больших сроков производства возникает вопрос, как выдержать столь длинную дистанцию в несколько лет, как не опустить руки, не перегореть?

— По-моему Джим Джармуш сказал, что можно делать или быстро, дешево и плохо, или быстро, хорошо, но дорого, или долго, дешево, зато хорошо. Ну вот у нас как раз последний вариант.

Я иногда ссорюсь с этим проектом и могу месяц испытывать отвращение к нему. Это сравнимо с отношениями с близкими людьми. Невозможно долгое время жить с людьми и всегда испытывать к ним только положительные эмоции. Это была бы сахарная утопия для душевнобольных. Бывает, что зажигаешься, а бывает, что все достает. Я не останавливалась, потому что осознала, что если сейчас что-то не получается, получится в следующий раз. И даже если этот фильм не получится, я просто сделаю следующий, и, может быть, получится он.

— Какие смены на этом проекте вы бы назвали для себя самыми сложными? Может быть, вы могли бы дать какой-то совет тем, кто хочет снять дебютный фильм?

— Самая сложная смена была, когда на локации оказалось, что слишком низко висят провода, что очень опасно. Пришлось прямо на смене сворачиваться, менять локацию, ехать в другое место. Это был самый стрессовый день съемок. Еще была опасная локация — заброшенный дом с огромными дырами в полу глубиной в четыре метра. Причем эта смена была ночной. Мы, естественно, все обезопасили, обклеили лентами, поставили оградители, на всех надели каски, взяли врача на площадку. Но все равно было стремно.

Последние три года мы делаем все, чего мы не знаем и разбираемся, что это вообще означает, уже в пути. Я почти всегда испытываю синдром новичка и чувствую себя каким-то самозванцем. Но я уверена, что при должном отношении к делу и дисциплине ты в любом случае куда-то, но выйдешь. Хотя бы за счет того, что действуя, ты генерируешь кинетическую энергию.

Сложно принимать решения, когда ты делаешь что-то в первый раз. Ты мог не спать нормально неделю, у тебя нет никакой ментальной энергии, а требуется собрать данные и принять важное решение. В такой ситуации очень хорошо иметь крутую команду. Когда элементарно не хватало сил, я могла обратиться за помощью к Лиле с Айсель, и мы вместе выруливали. Они мои коллеги и близкие подруги, я очень им доверяю.

— Вопрос, который часто обходят стороной, но все-таки не могу не спросить — как удалось собрать необходимый для фильма бюджет, тем более при отсутствии связей в индустрии и без государственной поддержки?

— Как я говорила, во-первых, мы зарабатывали на рекламе. Во-вторых, все это занимало большой промежуток времени: поработали, заработали, потратили. Мы все были в долгах. Помогли частные средства родных и друзей. Отдельное спасибо во всех смыслах моему мужу Олегу, без него проект не состоялся бы. Лилин муж Эрик практически постоянно присутствовал на площадке и в процессе. Наши родители и родственники готовили для съемочной группы плов, заходили в кадр, звали знакомых, помогали с логистикой и озвучкой. Мы сняли все очень недорого. Финальный бюджет еще не понятен, но он определенно очень низкий даже по сравнению со стандартными малобюджетными авторскими проектами. Платили мы в основном людям. Локации были бесплатные или очень дешевые. Экономили мы на всем, в том числе тащили в кадр свои вещи. Чтобы покрыть стоимость чего-то, мы даже продавали вещи на Avito. Мы запустили краудфандинг, потому что все еще нужны деньги на завершение.

— На краудфандинговой странице фильме написано что «снимать дебют, будучи начинающими кинематографистами, страшно и увлекательно». Что именно было страшно и как эти страхи преодолевать?

— Конечно, было страшно выходить на площадку, Помню, я тогда совершила ошибку. Есть исследования, что в состоянии стресса у женщины на гормональном уровне реакция не совпадает с классическим мужским «бежать или драться». Благодаря повышенному окситоцину женщины склонны заботиться и объединять. Первые четыре съемочных дня я думала, что мы сейчас все по любви объединимся и вместе сделаем это.

Однако на четвертый день мы потратили все переработки, заложенные на весь проект — разваливалось все, что могло разваливаться. Мне не хватало авторитета. Подумайте сами: три девочки-дебютанта. В патриархальной России это неубедительная смесь. Но и этот предрассудок мы успешно преодолели.

Я поняла, что нужно что-то менять и включила режим инфернальной суки. На пятую смену я ехала, слушая в наушниках «Идет война народная» и агрессивный женский рэп типа Cardi B, чтобы правильно настроиться. Мы с Лилей и Айсель перестали мириться с компромиссами, вели себя согласованно и достаточно авторитарно. И, о магия, это помогло. Мы вышли в нормальный ритм и отсняли все как нам надо и по расписанию.

Еще я боялась артистов. Я тоже старалась работать с ними по любви, но если что-то происходило, что сильно противоречило или мешало процессу, то я не уступала. В целом, я не хочу без надобности повышать голос на команду. Только если я точно знаю, что этот человек иерархичен в сознании и без этого не умеет работать. В остальном, я убеждена, что результат не оправдывает средства. Позиция этики не площадке необходима, ведь ты живешь с этими людьми, общаешься. Надеюсь, что у большинства членов нашей съемочной группы остались хорошие впечатления.

Сейчас же мой основной страх — что меня никто не поймет. Это такое апокалиптическое сознание, которое иногда посещает любого человека, сознается он в этом или нет. Мне не кажется, что «Котел» снят в стандартном формате. Но, надеюсь, если даже меня не поймут сейчас, то поймут через время.

— Сейчас фильм находится на стадии постпродакшена. Что уже сделано, что еще предстоит, и с какими трудностями сталкиваетесь на этом этапе?

— Озвучку и CG доделали, цветокор сейчас идет, но есть еще ряд вещей, которые необходимо сделать для завершения. Для меня одна из проблем на постпродакшене — проблема мотивации. Если говорить честно, «Котел» мне уже не очень интересен. Я с ним четыре года живу. Он давно должен заходить в умы зрителей, а в моей голове ему тесно, потому что он отрефлексирован вдоль и поперек. Сознание мое потихоньку уплывает в новый проект, а довести дело до ума необходимо. Но это проблема из категории «да кого это волнует». Тут уже не стоит верить своей мотивации, просто надо качественно доделать фильм.